— Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre [...] je ne vous connais plus, vous n"êtes plus mon ami [...] (Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война [...] я вас больше не знаю, вы уж не друг мой [...])".
"Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер" 1 .
Те, кто не остановился на первой странице "Войны и мира", помнят, что война с Францией - которой так жаждала собеседница князя Василия Куракина - вскоре действительно началась. Геройское дело князя Багратиона при Шёнграбене, разгром русских при Аустерлице - до всех этих прогремевших в центре Европы событий оставалось три - пять месяцев.
Но и в тот день, когда m-me Sсherer еще только мечтала о войне, таковая с участием русских уже шла. Только в местах, обществу совсем еще не известных - за "стеной Кавказа", в Карабахе. И подвиг, совершенный там русскими как раз в июне - июле 1805-го, - еще более впечатляющий, чем шёнграбенский - остался тогда русским обществом не замечен.
Подвиг описан в рапортах командира отряда, которые подтверждаются независимым источником - воспоминаниями участника событий (как думают, офицера Петра Ладинского). И все равно в случившееся трудно поверить...
К русско-иранской войне 1804 - 1813 гг. привело присоединение в 1801 г. Россией Восточной Грузии - земли, которую Иран (до 1935 г. звавшийся у нас Персией) считал своей сферой влияния. Попытку персов вторгнуться туда в 1804 г. русские сорвали, но летом 1805-го шах Фетх-Али вновь двинул войска в Карабах, чтобы пройти в Грузию и очистить ее от русских.
Армия вторжения (ею командовал наследный принц Аббас-Мирза) насчитывала порядка 30 - 40 тысяч человек. У русских же в Закавказье имелось лишь немногим более 8000 2 - и то разбросанных на большом пространстве. Надо было охранять Грузию и от дагестанцев-лезгин, и от вассалов Ирана - азербайджанских ханов. Надо было контролировать только что присоединенные ханства - Гянджинское и Карабахское...
Надежды на подкрепления отпадали: близится война с Наполеоном, значит, свободных войск у России не будет.
Сама Россия далеко, за высокими горами. Туда ведет лишь ниточка Военно-Грузинской дороги, которую того и гляди перережут "немирные" горцы.
Надо рассчитывать только на себя.
И тогда главнокомандующий в Грузии генерал-лейтенант князь Петр Цицианов направляет навстречу Аббас-Мирзе из Елисаветполя (ныне Гянджа) в Шушу отряд шефа 17-го егерского полка полковника Павла Карягина. (Шефы тогда фактически и командовали полками.)
В отряде 493 солдата и офицера - сильно прореженные болезнями батальон 17-го егерского, рота Тифлисского мушкетерского и команда 7-го артиллерийского полка. И два орудия 3 .
Карягин должен дать Цицианову возможность собрать разрозненные силы. А для этого, соединившись в Шуше с еще шестью ротами 17-го егерского и доведя свое войско аж до тысячи человек, задержать персов.
Не то тридцать, не то сорок тысяч...
Тогдашний русский солдат не был ангелом.
Он сыпал циничными поговорками, бесцеремонно вымогал на постое у "мужичья" то одно, то другое и тащил у обывателя все, что плохо лежало. Обычным делом были побеги. Из 475 нижних чинов карягинского отряда в ходе боев дезертировали 56 4 - каждый девятый!
Но в строю солдаты были крепко скованы дисциплиной, насаждавшейся годами, последовательно и жестко. Дисциплину подкрепляло то, о чем мы не всегда помним - стремление не подвести товарищей 5 , особенно понятное вдалеке от России.
И в бой шла крепкая сила, стойкое "солдатство".
Карягинские офицеры - дети мелкопоместных дворян или выслуживших только личное дворянство чиновников - не кончали кадетских корпусов. "По-российски читать и писать умеет" - вот и все их образование. Но для той эпохи этого худо-бедно хватало, а дальше школой была служба на Кавказе. Там, где русские часто действовали мелкими отрядами, где враг всегда превосходил числом, а политическая обстановка была вечно запутана, - там командир должен был никогда не теряться и думать своей головой.
Командир егерского батальона Петр Котляревский из 16-летнего сержанта стал в этой школе 27-летним майором.
Прошел ее и Павел Михайлович Карягин.
54-летний вдовец, сын офицера, выслужившего своей семье потомственное дворянство, он родился, очевидно, на Смоленщине, так как службу начал с поступления в 1773 г. рядовым в Смоленскую монетную роту - охранявшую монетный двор в селе Поречье (ныне город Демидов).
Крепостных и недвижимости не имел.
Зато на Кавказе служил с 1783-го, а в Грузии воевал еще в 1784 - 1787 гг. подпоручиком Белорусского егерского батальона 6 .
В 1791-м брал у турок Анапу.
В 1796-м ходил в Персидский поход.
В 1804-м, 52 лет от роду, под камнями и стрелами вскарабкался со своими егерями на стену азербайджанской крепости Гянджа.
И как каждый тогдашний офицер, знал о себе прежде всего то, что он "ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, ГОСУДАРЯ своего слуга".
Большая часть пути осталась позади, когда утром 24 июня 1805 года, за рекой Шах-Булах отряд Карягина был атакован авангардом Аббас-Мирзы. До 3000 конников налетали на горсточку русских то с одной стороны, то с другой.
Но горсточка - регулярное войско! Несколько команд - и вот она уже идет в строю каре, четырехугольником, встречая врага залпами, откуда бы тот ни появился. "Плюясь" (как сетовали во времена Суворова турки) огнем, идут (а это уже выражение персов) "неприступные движущиеся стены" 7 .
Верх у стен черный (это цилиндрические шляпы и шапки).
Низ - белый (летние панталоны).
Середка - цветная. У трех стен - светло-зеленая, с линией фиолетовых воротников. Это егеря 17-го полка. У четвертой - темно-зеленая, с линиями синих воротников и светло-малиновых погон. Это тифлисцы капитана Татаринцова. После его ранения этим фасом каре командует егерь, поручик Рафаил Егулов.
У персов - фитильные ружья образца XVI века. Поэтому по сторонам каре идут цепочки егерей с нарезными штуцерами. С дальних дистанций они бьют врага на выбор, сами оставаясь неуязвимыми.
Левую цепь ведет подпоручик князь Семен Туманов 1-й (Симеон Туманишвили). Правую - поручик Емельян Лисенко. Время от времени высылаются новые партии штуцерных; их возглавляют капитаны Алексей Клюкин и Иван Парфёнов и поручик Яков Кулябка 2-й.
Трижды Карягин высылает часть егерей очистить командующие над дорогой высоты. Эту горсть стрелков в рассыпном строю ведет на азиатские толпы будущий "кавказский Суворов" - майор Петр Котляревский.
С приказаниями ему и с донесениями от него скачет поручик Матвей Павленко.
Так, с боем, отряд движется шесть часов - 14 верст.
Под вечер, дойдя до реки Аскарань, Карягин останавливается на отдых в урочище Кара-агач-Баба, на холме, посреди обнесенного рвом мусульманского кладбища.
Но здесь на него наваливаются главные силы Аббас-Мирзы.
Это от 10 до 15 000 человек, а у Карягина осталось в строю около 300 8 .
Однако европейское качество снова берет верх над азиатским количеством. Через три часа, когда все атаки персов отбиты огнем, оказывается, что за весь день русские истратили в среднем всего по 23 патрона на стрелка 9 !
"За ученого трех неученых дают, нам мало трех, давай нам 6, нам мало 6-ти, давай нам 10 на одного; всех побьем, повалим, в полон возьмем!" 10
Эти суворовские слова - не прибаутки, а выведенная на практике формула.
Шуша - в 25 верстах, и Карягин уверен, что пробился бы туда. Но перебито много лошадей, их не хватит для перевозки раненых, а раненых уже треть отряда. И полковник решает держаться на кладбище, пока из Шуши не подойдет майор Лисаневич с его шестью ротами.
Кладбищенский ров дополняют земляным валом. Но он не спасает от зноя, жажды и ядер малокалиберных пушек - фальконетов, несколько батарей которых персы установили на окрестных высотах. Вечером 26 июня фальконеты не дают уже подойти к единственному ручью, и Карягин организует вылазку.
"Рота, слушай команду: крестись, вперед, с Богом!" - командует капитан Клюкин. (Еще год назад он служил в гарнизонном батальоне в глубине России.)
И егеря штыковой атакой захватывают четыре батареи с 15 фальконетами 11 .
Но 27-го враг явно решает покончить с отрядом. Артиллерийский обстрел и атаки конницы длятся весь день. У русских уже мало боеприпасов и медикаментов. Потери растут, дважды контуженный Карягин ранен в спину. Четырежды контуженный артиллерийский подпоручик Сидор Гудим-Левкович, у которого убиты или ранены 22 из 23 канониров 12 , сам заряжает и наводит оба орудия.
А майора Лисаневича все нет.
Он так и не решится оставить без войск Шушу...
56 егерей и мушкетер перебегают к персам. И - случай до сих пор не объясненный, но ясно говорящий о тяжести ситуации - уходит к врагу герой боя 24 июня поручик Лисенко.
И тогда Карягин диктует, составляя очередной рапорт Цицианову: "Чтобы спасти людей и пушки [...], предпринял твердое решение пробиться с отважностию сквозь многочисленного неприятеля [...] в намерении взять на Шах-Булахе крепость" 13 . В крепости обороняться легче.
Отряд, находящийся на краю гибели, собирается атаковать!
Но враг этого не ожидает - а это уже залог успеха. Особенно если враг недисциплинирован (и потому впечатлителен).
О сражении с Аббас-Мирзой, заканчивает будничным тоном полковник, подробно донесу уже из захваченной крепости...
В ночь на 28 июня отряд выступает к крепости Шах-Булах. Лошадей хватает только для тяжелораненых, обоз приходится бросить. Тем не менее обнаружившая уход русских персидская конница опять не может одолеть регулярное каре.
На рассвете показывается крепость. Персов там человек 150, но они за высокой каменной стеной с шестью башнями.
"Вперед, вперед, с Богом!" - подает свою обычную команду 14 Карягин.
Русское ядро разносит ворота - и туда, за майором Котляревским, устремляются фиолетовые воротники. Две пули попадают майору в ногу, заряд ружейной картечи - в руку, но егерей увлекают за собой штабс-капитан Федор Вихляев, подпоручик Астафий Чичканев - и Шах-Булах взят.
А два часа спустя русским приходится уже самим отражать штурм: к Шах-Булаху подоспел Аббас-Мирза.
Но персы - не русские. Их сбрасывают со стен, и принц вынужден ограничиться блокадой крепости частью своих сил. К 1 июля карягинцы начинают есть траву и конину. И поздно вечером 7 июля Карягин скрытно начинает прорыв в новый опорный пункт - пустующую крепостцу Мухрат, что в 30 верстах. Персы не замечают его ухода.
На рассвете 8 июля отряд останавливается перед глубокой, в рост человека, промоиной. Она слишком широка, чтобы через нее можно было перевезти орудия.
Обойти ее нельзя, деревьев для постройки моста поблизости нет.
И тогда, по почину егеря Гаврилы Сидорова, строится "живой мост".
На дне промоины сгрудились егеря. Это опоры моста.
В дно воткнуты штыками ружья. Это дополнительные опоры.
На плечи егерей и на приклады ружей положены другие ружья. Это настил моста.
По этому настилу и катят 8-фунтовый единорог и 6фунтовую пушку.
Первый весит 524 килограмма. Вторая могла весить до тонны 15 .
Но "живые сваи" остаются живы.
Кроме Гаврилы Сидорова.
Соскочившее-таки с настила колесо ударило его в висок.
Спохватившийся, наконец, Аббас-Мирза бросает в погоню конницу. Одна ее часть устремляется к Мухрату, но крепость уже занял высланный вперед на подводах отряд Котляревского. В нем лишь раненые, но попытка персов ворваться в Мухрат отбита!
Еще до 1500 конников набрасываются на главные силы Карягина. Снова, как и 24 июня, те идут, отражая огнем бесчисленные наскоки. Снова персы ничего не могут поделать с регулярным войском.
И после занятия Карягиным Мухрата сын шаха смирился с судьбой - оставив у крепостцы только наблюдательный отряд.
Карягин же получил у армян продовольствие, а 15 июля соединился с подошедшими, наконец, войсками Цицианова.
Задержав врага до подхода главных сил, он спас Грузию от персидского нашествия. После подхода Цицианова персы были разгромлены (28 июля, под Дзегамом) и ушли в свои пределы.
Из 493 карягинцев погибли 90, дезертировали или были пленены 58, а из оставшихся 345 было больше половины раненых. Из 16 (без изменника Лисенко) офицеров ранений или контузий не имели лишь трое 16 .
Долго переносить подобные труды в Закавказье тогда удавалось мало кому.
Полковника Павла Михайловича Карягина уже в июне 1807-го сведет в могилу "желтая лихорадка".
Майора Алексея Ивановича Клюкина в 1808-м уволят из-за ранений в отставку.
Майора Рафаила Сергеевича Егулова в 1811-м уволят из-за ранений в отставку.
Генерал-лейтенанта Петра Степановича Котляревского - извлеченного из-под груды тел во взятой им крепости Ленкорань - в 1813-м уволят из-за ранений в отставку. И еще тридцать восемь лет, до самой смерти, он будет мучиться от болей в раздробленной челюсти.
Майора Матвея Алексеевича Павленко в 1814-м уволят из-за ранений в отставку.
Майора Якова Осиповича Кулябку в 1815-м уволят из-за ранений в отставку.
Подполковника Ивана Ивановича Парфёнова похоронят уже в 1816-м.
Полковника Петра Антоновича Ладинского в 1822-м уволят из-за болезни в отставку.
17-й егерский и Тифлисский мушкетерский полки после ряда переименований станут в 1864 г. 13м лейб-гренадерским Эриванским и 15м гренадерским Тифлисским. Вместе они выйдут и на Первую мировую войну.
А 16 октября 1914-го близ польского города Сувалки, в атаке, которая сорвет прорыв немцев на стыке двух русских корпусов, погибнет гренадер 9-й роты Эриванского полка Гаврила Сидоров. Однофамилец и одноименец Гаврилы Сидорова из "живого моста". Немецкая пуля попадет ему прямо в сердце 17 .
Примечания
1. Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собр. соч. В 20 тт. Т. 4. М., 1961. С.7.
2. Бобровский П.О. История 13-го лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет. 1642 - 1892. Ч. 3. Егеря (1786 - 1816). СПб., 1893. С. 220, 221, 226.
3. Там же. прилож. С. 310.
4. Подсчитано по: Там же. С. 226, 227; прилож. С. 310.
5. Ливен Д. Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807 - 1814. М., 2012. С. 81-82.
6. См.: Бобровский П.О. Указ. соч. Прилож. С. 232-233.
7. Там же. С. 218.
8. Там же. С. 224, 226; прилож. С. 311.
9. Подсчитано по: Там же. Прилож. С. 310-311.
10. А.В. Суворов. Документы. Т. III. 1791 - 1798. М., 1952. С. 508.
11. Бобровский П.О. Указ. соч. С. 226.
12. Подсчитано по: Там же. Прилож. С. 310-311.
13. Цит. по: там же. С. 227.
14. См.: там же. С. 229, 233, 238.
15. С лафетом. См.: Нилус А.А. История материальной части артиллерии. Т. I. СПб., 1904. С. 258; Широкорад А.Б. Энциклопедия отечественной артиллерии. Мн., 2000. С. 35.
16. Бобровский П.О. Указ. соч. С. 235; Прилож. С. 311-312.
17. Лейб-эриванцы в Великой войне. Материалы для истории полка в обработке полковой исторической комиссии. Париж, 1959. С. 35.
В то время когда на полях Европы росла слава императора Франции Наполеона, а русские войска, сражавшиеся против французов, совершали новые подвиги во славу Русского оружия, на другом конце света, на Кавказе те же русские солдаты и офицеры вершили не менее славные дела. Одну из золотых страниц в истории Кавказских войн вписал полковник 17-го егерского полка Карягин и его отряд.
Положение дел на Кавказе к 1805 году было чрезвычайно сложное. Персидский властитель Баба-хан рвался вернуть утраченное влияние Тегерана после прихода русских на Кавказ. Толчком к войне послужило взятие войсками князя Цицианова Ганжи.
Момент был выбран крайне удачно: Петербург не мог прислать на Кавказ ни одного лишнего солдата. В одном из донесений императору князь Цицианов жаловался на недостаток войск для выполнения воли монарха захватить в течение весны и осени 1804 года Эриванским и Бакинским ханствами. В мае 1804 года Цицианов предпринял поход в Эриванское ханство, за которое Россия соперничала с Персией. Персидский хан не остался в ответе и в июне 1804 года послал туда отряд во главе с Аббас-Мирзой. После ряда столкновений с персиянами начался штурм Эривани. В литературе описывается ряд подвигов русских, связанных с этими событиями, "подобные которым можно найти только в эпических творениях Греции, да в славной Кавказской войне времен Цицианова и Котляревского". Например, говорится о майоре Нольде, который со 150 человеками защищал земляной редут от нападений нескольких тысяч персиян и сумел отстоять его. После прибытия Баба-хана с подкреплением в 15 тыс. человек Цицианов в конце лета - начале осени отступил от Эривани в Грузию, где начавшиеся к тому же беспорядки требовали его присутствия.
Из-за войны с Францией Петербург не мог увеличить численность Кавказского корпуса, к маю 1805 в его составе было около 6000 пехоты и 1400 кавалерии. Причем войска были разбросаны на огромной территории. Из-за болезней и плохого питания был большой некомплект. Так, по спискам в 17-м егерском полку числилось в трех батальонах 991 рядовой - на деле в строю был 201 человек.
В июне 1805 персидский принц Аббас-Мирза предпринял наступление на Тифлис. На этом направлении персы имели огромное превосходство в силах. Перед Грузией встала угроза повторения резни 1795 года. Шах Баба-хан поклялся, вырезать и истребить всех русских в Грузии до последнего человека. Кампания началась с того, что неприятель перешел Араке у худоперинской переправы. Прикрывавший ее батальон семнадцатого егерского полка, под командой майора Лисаневича, не в силах был удержать персиян и отступил в Шушу. Со стороны же Эривани действия ее ограничивались только тем, что Мехти-хан каджарский 13 июня ввел в крепость трехтысячный персидский гарнизон и, арестовав старого правителя Мамеда, сам принял звание эриванского хана.
Узнав о появлении крупных персидских соединений, командующий русскими войсками на Кавказе князь Цицианов выслал всю подмогу, которую только мог выслать (все 493 солдата и офицера при двух орудиях, Карягине, Котляревском (о котором отдельная история) и русском воинском духе), приказав полковнику Карягину задержать продвижение противника. Сила обоих отрядов вместе, если бы им и удалось соединиться, не превышала девятисот человек, но Цицианов хорошо знал дух кавказских войск, знал их предводителей и был спокоен за последствия.
Шушинская крепость, лежала только в 80 верстах от персидской границы и давала неприятелю возможность сосредоточить под ее прикрытием значительные силы для действия против Грузии. В Шуше уже начались беспорядки, вспыхнувшие, конечно, не без участия персидской политики, и Лисаневич ясно видел, что в отсутствие войск измена легко могла отворить крепостные ворота и впустить персиян. А если бы персияне заняли Шушу, то Россия надолго потеряла бы Карабагское ханство и вынуждена была бы вести войну на собственной территории. Сознавал это и сам Цицианов.
Итак, 18 июня отряд Карягина выступил из Елисаветполя в Шушу, имея в составе 493 солдата и офицера и два орудия. В состав отряда входили: шефский батальон 17-го егерского полка под командой майора Котляревского, рота тифлисского мушкетерского полка капитана Татаринцова и артиллеристы подпоручика Гудим-Левковича. В это время в Шуше находился майор 17-го егерского полка Лисаневич с шестью ротами егерей, тридцатью казаками и тремя орудиями. 11 июля отряд Лисаневича отбил несколько атак персидских войск, а вскоре был получен приказ идти на соединение с отрядом полковника Карягина. Но, опасаясь восстания части населения и вероятности захвата Шуши персами, Лисаневич этого не сделал. Опасения Цицианова оправдались. Персияне заняли Аскаранский замок и отрезали Карягина от Шуши.
24 июня произошел первый бой с кавалерией персов (около 3000) форсировавшей реку Шах-Булах. Ничуть не растерявшись (в то время на Кавказе сражения с менее чем десятикратным превосходством противника не считались за сражения и официально проходили в рапортах как "учения в условиях, приближенных к боевым"), Карягин построил войско в каре и продолжал идти своей дорогой, до вечера отражая бесплодные атаки персидской кавалерии. Пройдя 14 верст, отряд расположился лагерем, так называемым вагенбургом или, по-русски, гуляй-городом, когда линия обороны выстраивается из обозных повозок (учитывая кавказское бездорожье и отсутствовавшую сеть снабжения, войскам приходилось таскать с собой значительные запасы), у кургана (и татарского кладбища) урочища Кара-Агач-Баба на р. Аскаран. На холмистой площади были разбросаны многочисленные надгробные камни и постройки (гюмбет или дарбаз), представлявшие некоторую защиту от выстрелов.
Вдали виднелись шатры персидской армады под командованием Пир-Кули-хана, причем это был только авангард армии, которой командовал наследник персидского престола Аббас-Мирза. В этот же день Карягин послал Лисаневичу требование оставить Шушу и идти к нему, но последний в силу тяжелейшей обстановки сделать этого не мог.
В 18.00 персы начали штурмовать русский лагерь, атаки с перерывом продолжались до самой ночи, после чего сделали вынужденный перерыв на расчистку груд персидских тел, похороны, плач и написание открыток семьям погибших. Потери персиян были громадны. Со стороны русских потери также были. Карягин удержался на кладбище, но это стоило ему ста девяноста семи человек, то есть почти половины отряда. «Пренебрегая многочисленностью персиян, - писал он в тот же день Цицианову, - я проложил бы себе дорогу штыками в Шушу, но великое число раненых людей, коих поднять не имею средств, делает невозможным всякую попытку двинуться с занятого мной места». К утру персидский военачальник отвел свои отряды на высоты вокруг лагеря.
Военная история не много представляет примеров, где отряд, окруженный во сто раз сильнейшим неприятелем, не принял бы почетной капитуляции. Но Карягин сдаваться не думал. Правда, сначала он рассчитывал на помощь со стороны карабагского хана, но скоро от этой надежды пришлось отказаться: узнали, что хан изменил и что сын его с карабагской конницей находится уже в персидском стане. Несколько раз персы предлагали командиру отряда сложить оружие, но неизменно получали отказ.
На третий день, 26 июня, персияне, желая ускорить развязку, отвели у осажденных воду и поставили над самой рекой четыре фальконетные батареи, которые день и ночь обстреливали гуляй-город. С этого времени положение отряда становится невыносимым, и потери быстро начинают увеличиваться. По воспоминаниям одного из участников боя: «Положение наше было весьма и весьма незавидное и становилось час от часу хуже. Нестерпимый зной истощал наши силы, жажда нас мучила, а выстрелы с неприятельских батарей не умолкали…». Сам Карягин, контуженный уже три раза в грудь и в голову, был ранен пулей в бок навылет. Большинство офицеров также выбыло из фронта, а солдат не осталось и ста пятидесяти человек, годных к бою. Если прибавить к этому мучения жажды, нестерпимый зной, тревожные и бессонные ночи, то почти непонятным становится грозное упорство, с которым солдаты не только бесповоротно переносили невероятные лишения, но находили еще в себе достаточно сил, чтобы делать вылазки и бить персиян.
Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 26 июня 1805 года: «майор Котляревский три раза был командирован мною для прогнания бывшего впереди и занимавшего возвышенные места неприятеля, прогнал сильные толпы его с храбростью. Капитан Парфенов, капитан Клюкин во всем сражении в разных случаях были посылаемы мною с штуцерниками и поражали неприятеля с неустрашимостью».
Дабы не потерять единственный источник воды, в одну из таких вылазок в ночь на 27 июня солдаты, под командой поручика Ладинского (по другой информации - поручика Клюкина и подпоручика князя Туманова), проникли даже до самого персидского лагеря и, овладев четырьмя батареями на Аскорани, не только разорили батареи и добыли воду, но также принесли с собой пятнадцать фальконетов. Впрочем, положения это не спасло. Необходимо сказать, к этому дню в отряде осталось 350 человек, причем половина имели раны разной степени тяжести.
Успех этой вылазки превзошел самые смелые ожидания Карягина. Он вышел благодарить храбрых егерей, но, не находя слов, кончил тем, что перецеловал их всех перед целым отрядом. К общему сожалению, Ладинский, уцелевший на вражьих батареях при исполнении своего дерзкого подвига, на следующий же день был тяжело ранен персидской пулей в собственном лагере.
Четыре дня стояла горсть героев лицом к лицу с персидской армией, но на пятый обнаружился недостаток в патронах и в продовольствии. Солдаты съели в этот день последние свои сухари, а офицеры давно уже питались травой и кореньями. На рассвете 27 июня штурм лагеря начали подошедшие основные силы персов. Атаки опять велись в течении всего дня. В этой крайности Карягин решился отправить сорок человек на фуражировку в ближайшие селения, с тем чтобы они добыли мяса, а если можно, и хлеба. В четыре часа дня произошел случай навсегда оставшийся черным пятном в славной истории полка. Команда фуражиров пошла под начальством офицера, не внушавшего к себе большого доверия. Это был иностранец неизвестно какой национальности, называвший себя русской фамилией Лисенков (Лысенко); он один из всего отряда видимо тяготился своим положением. Впоследствии из перехваченной переписки оказалось, что это был действительно французский шпион. Поручик Лисенко и шесть нижних чинов перебежали к противнику.
К рассвету двадцать восьмого числа явились из посланной команды только шесть человек - с известием, что на них напали персияне, что офицер пропал без вести, а остальные солдаты изрублены. Вот некоторые подробности несчастной экспедиции, записанные тогда со слов раненого фельдфебеля Петрова. «Как только мы пришли в деревню, - рассказывал Петров, - поручик Лисенков тотчас приказал нам составить ружья, снять амуницию и идти по саклям. Я доложил ему, что в неприятельской земле так делать не годится, потому что, не ровен час, может набежать неприятель. Но поручик на меня крикнул и сказал, что нам бояться нечего. Я распустил людей, а сам, словно чуя что-то недоброе, взобрался на курган и стал осматривать окрестность. Вдруг вижу: скачет персидская конница... «Ну, - думаю, - плохо!» Кинулся в деревню, а там уже персияне. Я стал отбиваться штыком, а между тем кричу, чтобы солдаты скорее выручали ружья. Кое-как успел это сделать, и, мы, собравшись в кучу, бросились пробиваться. «Ну, ребята, - сказал я, - сила солому ломит; беги в кусты, а там, Бог даст, еще и отсидимся!» - С этими словами мы кинулись врассыпную, но только шестерым из нас, и то израненным, удалось добраться до кустарника. Персияне сунулись было за нами, но мы их приняли так, что они скоро оставили нас в покое».
Есть и другие версии этого события - измены Лысенко. Это был офицер, отличившийся при штурме Ганжи и в бою 24 июня 1805 г. при отражении Пир-Кули-хана, когда сам Карягин рекомендовал его «особливо», всего за два дня до его измены. Ввиду этого вероятнее, кажется, допустить со стороны Лысенко просто беспечность. Примечательно, что о дальнейшей судьбе Лысенко не имеется никаких положительных сведений.
Получив сведения от перебежчиков о тяжелом положении русских, Аббас-Мирза бросил свои войска на решительный штурм, но, понеся большие потери, вынужден был отказаться от дальнейших попыток сломить сопротивление отчаянной кучки людей.
Роковая неудача с фуражировкой произвела поражающее впечатление на отряд, потерявший тут из небольшого числа оставшихся после защиты людей сразу тридцать пять отборных молодцов. Ночью к персам перебежало еще 19 солдат.
Но энергия Карягина не поколебалась. Провоевав еще один день, Карягин начал подозревать, что он не сможет с 300 русскими перебить всю персидскую армию. Понимая всю тяжесть положения, и то, что переход товарищей к врагу создает нездоровые настроения среди солдат, полковник Карягин решает прорвать кольцо окружения, выйти к р. Шах-Булах и занять небольшую крепость, стоящую на ее берегу. К князю Цицианову командир отряда послал донесение, в котором писал: «…дабы не подвергнуть совершенной и окончательной гибели остаток отряда и спасти людей и пушки, предпринял твердое решение пробиться с отважностью сквозь многочисленного неприятеля, окружившего со всех сторон…».
Армянин Юзбаш (мелик Вани) брался быть проводником отряда в этом отчаянном предприятии. Для Карягина сбылась в этом случае русская пословица: «Кинь хлеб-соль назад, а она очутится впереди». Он сделал когда-то большое одолжение одному елизаветпольскому жителю, сын которого до того полюбил Карягина, что во всех походах находился при нем безотлучно и, как увидим, играл видную роль во всех дальнейших событиях. Другим благоприятным фактором было отсутствие в персидских войсках правильной сторожевой службы, когда в ночное время их лагерное расположение никогда не охранялось.
Оставив обоз и зарыв трофейные фальконеты, помолившись Богу, зарядили картечью орудия, забрали на носилки раненых и тихо, без шума, в самую полночь на двадцать девятое июня, выступили из лагеря в новый поход. По недостатку лошадей егеря тащили орудия на лямках. Верхами ехали только три раненые офицера: Карягин, Котляревский и поручик Ладинский, да и то потому, что солдаты сами не допустили их спешиться, обещая на руках вытаскивать пушки, где это будет нужно. И мы увидим дальше, как честно исполнили они свое обещание.
Сначала двигались в полной тишине, затем произошло столкновение с конным разъездом противника и персы кинулись догонять отряд. Правда, и на марше попытки уничтожить эту израненную и смертельно уставшую, но все так же боевую группу, не принесли персам удачи. Непроглядная темень, буря и особенно ловкость проводника еще раз спасли отряд Карягина от возможности истребления. Более того - большая часть преследователей кинулась грабить пустой русский лагерь. К свету он был уже у стен Шах-Булаха, занятого небольшим персидским гарнизоном. По приданиям, замок Шах-Булах бал построен шахом Надиром, а свое название получил от ручья протекавшего рядом. В замке находился персидский гарнизон (150 человек) под командованием Эмир-хана и Фиал-хана, предместья занимали посты противника.
Пользуясь тем, что там все еще спали, не помышляя о близости русских, Карягин сделал залп из орудий, разбил железные ворота и, кинувшись на приступ, через десять минут овладел крепостью. Начальник ее, Эмир-хан, родственник наследного персидского принца, был убит, и тело его осталось в руках русских. Гарнизон бежал. В рапорте от 28 июня 1805 года Карягин сообщал: «…крепость взята, неприятель прогнан из оной и из лесу с малой с нашей стороны потерею. С неприятельской же стороны убиты оба хана…Расположась в крепости, ожидаю повелений вашего сиятельства». К вечеру в строю было только 179 человек, и 45 зарядов для пушек. Узнав об этом, князь Цицианов писал Карягину: «В отчаянии неслыханном прошу вас подкрепить солдат, а Бога прошу подкрепить Вас».
Русские едва-едва успели починить ворота, как показались основные персидские силы, обеспокоенные пропажей любимого русского отряда. Аббас-Мирза попытался с ходу выбить русских из укрепления, но его войска понесли потери и вынуждены были перейти к блокаде. Но это был не конец. Даже не начало конца. После инвентаризации оставшегося в крепости имущества выяснилось, что еды нет. И что обоз с едой пришлось бросить во время прорыва из окружения, поэтому жрать нечего. Совсем. Совсем. Совсем. Четыре дня питались осажденные травой и конским мясом, но наконец съедены были и эти скудные запасы.
Достать припасы вызвался все тот же мелик Вани, которого Попов называет «Добрый гений отряда». Самое удивительное, отважный армянин великолепно справился с этой задачей, повторные операции также принесли свои плоды. Несколько подобных экскурсий позволили Карягину продержаться еще целую неделю без особенной крайности. Но положение отряда становилось все тяжелее. Будучи уверен, что русские в ловушке, Аббас-Мирза предложил им сложить оружие взамен на большие награды и почести, если Карягин согласится перейти в персидскую службу и сдаст Шах-Булах, и обещая, что никому из русских не будет нанесено ни малейшей обиды. Карягин просил четыре дня на размышление, но с тем, чтобы Аббас-Мирза во все эти дни продовольствовал русских съестными припасами. Аббас-Мирза согласился, и русский отряд, исправно получая от персиян все необходимое, отдохнул и оправился.
Между тем истек последний день перемирия, и к вечеру Аббас-Мирза прислал спросить Карягина о его решении. «Завтра утром пускай его высочество займет Шах-Булах», - ответил Карягин. Как увидим, он сдержал свое слово. Карягин решается на еще более невероятный шаг, пробиться сквозь полчища неприятеля к не занятой персами крепости Мухрат.
Говорят, на Небесах когда-то был ангел, отвечавший за мониторинг невозможности. Этот ангел умер 7 июля в 22 часа, когда Карягин выступил с отрядом, ведомые Юзбашем, из крепости на штурм следующей, еще большей крепости, Мухрат, которая по гористому местоположению и близости к Елизаветполю была удобнее для защиты. Важно понимать, что к 7 июля отряд беспрерывно сражался вот уже 13-ый день.
Окольными дорогами, по горам и трущобам, отряду удалось обойти персидские посты так скрытно, что неприятель заметил обман Карягина только под утро, когда авангард Котляревского, составленный исключительно из одних раненых солдат и офицеров, уже был в Мухрате, а сам Карягин с остальными людьми и с пушками успел миновать опасные горные ущелья. Даже солдаты, оставшиеся перекликаться на стенах, сумели уйти от персов и догнать отряд.
Если бы Карягин и его солдаты не были проникнуты поистине геройским духом, то, кажется, одних местных трудностей было бы довольно, чтобы сделать совершенно невозможным все предприятие. Вот, например, один из эпизодов этого перехода, факт, стоящий одиноко даже и в истории кавказской армии.
На пути следования отряда возник глубокий овраг или промоина (по описанию поручика Горшкова - русло р. Кабарту-чая) с крутыми склонами. Люди и лошади могли его преодолеть, а вот орудия?
Ребята! - крикнул вдруг батальонный запевала Сидоров. - Чего же стоять и задумываться? Стоя города не возьмешь, лучше послушайте, что я скажу вам: у нашего брата пушка - барыня, а барыне надо помочь; так перекатим-ка ее на ружьях".
Рядовой Гаврила Сидоров спрыгнул на дно рва, за ним еще десяток солдат.
Есть несколько версий этого эпизода: «…отряд продолжал движение, спокойно и беспрепятственно, пока находившиеся при нем две пушки не были остановлены небольшим рвом. Леса, чтобы сделать мост, по близости не было; четверо солдат добровольно вызвались пособить делу, перекрестясь, легли в ров и по ним перевезли орудия. Двое остались живы, а двое за геройское самопожертвование заплатили жизнью». В более ранней книге Потто так пересказывает описание: ружья воткнули в землю штыками как своего рода сваи, другие ружья положили на них как перекладины, а солдаты подперли их плечами; вторая пушка при переправе сорвалась и со всего размаху ударила колесом по голове двух солдат, включая Сидорова. Солдат успел только сказать: «Прощайте, братцы, не поминайте лихом и молитесь за меня грешного».
Как ни торопился отряд с отступлением, однако же солдаты успели вырыть глубокую могилу, в которую офицеры на руках опустили тела погибших сослуживцев.
8 июля отряд пришел в Ксапет, отсюда Карягин отправил вперед подводы с ранеными под командой Котляревского, а сам двинулся за ними. В трех верстах от Мухрат на колонну кинулись персы, но были отбиты огнем и штыками. Один из офицеров вспоминал: «…но лишь только Котляревский успел от нас отдалиться, как мы жестоко были атакованы несколькими тысячами персиян, и натиск их был так силен и внезапен, что они успели захватить обе наши пушки. Это уже совсем не штука. Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед спасайте пушки!» Все бросились как львы, и тотчас штыки наши открыли дорогу». Пытаясь отрезать русских от крепости, Аббас-Мирза послал кавалерийский отряд для ее захвата, но и здесь персы потерпели неудачу. Инвалидная команда Котляревского отбросила персидских всадников. К вечеру в Мухрат пришел и Карягин, по данным Бобровского это произошло в 12.00.
Только теперь Карягин отправил письмо к Аббас-Мирзе в ответ на предложение его перейти в персидскую службу. «В письме своем изволите говорить, - писал ему Карягин, - что родитель ваш имеет ко мне милость; а я вас имею честь уведомить, что, воюя с неприятелем, милости не ищут, кроме изменников; а я, поседевший под ружьем, за счастье сочту пролить мою кровь на службе Его Императорского Величества».
В Мухрате отряд пользовался сравнительным спокойствием и довольствием. А князь Цицианов, получив 9 июля рапорт, собрал отряд в 2371 человек при 10 орудиях и вышел навстречу Карягину. 15 июля отряд князя Цицианова, отбросив персов от реки Тертара, расположился лагерем у селения Мардагишти. Узнав об этом, Карягин ночью оставляет Мухрат и идет к селению Маздыгерт на соединение со своим командующим.
Там главнокомандующий принял его с чрезвычайными военными почестями. Все войска, одетые в парадную форму, были выстроены развернутым фронтом, и когда показались остатки храброго отряда, Цицианов сам скомандовал: «На караул!». По рядам гремело «Ура!», барабаны били поход, знамена приклонялись...
Надо сказать, что лишь только Цицианов вышел из Елизаветполя, Аббас-Мирза, рассчитывая на слабость оставленного там гарнизона, ворвался в Елизаветпольский округ и бросился на город. Хотя Карягин изнемогал от ран, полученных на Аскорани, сознание долга в нем было так сильно, что, спустя несколько дней, полковник, пренебрегая болезнью, снова стоял уже лицом к лицу с Аббас-Мирзой. Слух о приближении Карягина к Елизаветполю заставил Аббас-Мирзу уклониться от встречи с русскими войсками. А под Шамхором Карягин с отрядом, не превышавшим шестисот штыков, обратил персиян в бегство. Таков финал, закончивший персидскую кампанию 1805 г. «У вас совершаются дела баснословные, - писал князю Павлу Цицианову граф Ростопчин, - слыша о них, дивишься им и радуешься, что имя русских и Цицианова гремит в странах отдаленных…»
Совершив этот удивительный марш, отряд полковника Карягина в течении трех недель приковал к себе внимание почти 20000 персов и не позволил им идти в глубь страны. Мужество полковника Карягина принесло громадные плоды. Задержав персиян в Карабаге, оно спасло Грузию от наводнения ее персидскими полчищами и дало возможность князю Цицианову собрать войска, рассеянные по границам, и открыть наступательную кампанию. И хотя в феврале 1806 года князь Цицианов был изменнически убит при якобы передаче ключей от города Баку, в целом кампания 1805 года завершилась покорением Россией шекинского, ширванского, кубанского и карабахского (а в октябре 1806 г. и бакинского) ханств.
За свой поход полковник Карягин был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Майор Котляревский был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени, оставшиеся в живых офицеры орденами Святой Анны 3-й степени. Не остался без награды и Аванес Юзбаши (мелик Вани), он был произведен в прапорщики, получил золотую медаль и 200 рублей серебром в пожизненную пенсию. Подвиг рядового Сидорова в 1892 году, в год 250-летия полка был увековечен в памятнике, установленном в штаб-квартире Эриванцев Манглисе.
Беспрерывные походы, раны, а особенно утомление в зимнюю кампанию 1806 г. расстроили здоровье Карягина. Он заболел лихорадкой, перешедшей в жёлтую гнилую горячку, и 7 мая 1807 г. этого «поседелого под ружьем» героя не стало (исключён из армейских списков 31 июля 1807 г.). Последней его наградой был орден св. Владимира 3-й степени, полученный за несколько дней до кончины. Историк Кавказской войны В.А. Потто писал: «Пораженное его богатырскими подвигами, боевое потомство придало личности Карягина величаво легендарный характер, создало из него любимейший тип в боевом Кавказском эпосе».
Напоследок картина Ф.А. Рубо (1856-1928) «Живой мост, эпизод из похода полковника Карягина в Мухрат в 1805 году», созданная баталистом для тифлисского музея, на которой изображен приукрашенный образ этого события похода ("Путь преградила глубокая промоина, преодолеть которую две имевшиеся в отряде пушки не могли. Ни времени, ни материалов для строительства моста не было. Тогда рядовой Гаврила Сидоров со словами: «Пушка — солдатская барыня, надобно ей помочь» первым лег на дно ямы. За ним устремились еще человек десять. Пушки перевезли по телам солдат, при этом сам Сидоров погиб от полученной черепной травмы."). Неудивительно, т.к. картина была написана художником в 1892, а впервые продемонстрирована через 93 года после похода - в 1898 г. Из высказываний на одном военно-историческом форуме: «Непонятно, почему у Рубо ружья лежат в сторонке, вместо того, чтобы сверху на себя положить и распределить нагрузку. А то видно как один сумасшедший вообще животом вверх лег под колеса»; «Лошадей уже съели, пушки волокли по горным тропам сами солдаты»; «У Рубо усилено для драматизма, хотя его, по-моему, и так хватало».
P.S. К сожалению, портрета Карягина мне не удалось найти, нашел портрет Котляревского.
В то время, когда на полях Европы росла слава императора Франции Наполеона, а русские войска, сражавшиеся против французов, совершали новые подвиги во славу Русского оружия, на другом конце света, на Кавказе, те же русские солдаты и офицеры вершили не менее славные дела. Одну из золотых страниц в истории Кавказских войн вписал полковник 17-го егерского полка Карягин и его отряд.
Положение дел на Кавказе в 1805 году было чрезвычайно сложное. Персидский властитель Баба-хан рвался вернуть утраченное влияние Тегерана после прихода русских на Кавказ. Толчком к войне послужило взятие войсками князя Павла Дмитриевича Цицианова Ганжи. Из-за войны с Францией Петербург не мог увеличить численность Кавказского корпуса, к маю 1805 в его составе было около 6000 пехоты и 1400 кавалерии. Причем войска были разбросаны на огромной территории. Из-за болезней и плохого питания был большой некомплект, так по спискам в 17-м егерском полку числилось в трех батальонах 991 рядовой, на деле в строю был 201 человек.
Узнав о появлении крупных персидских соединений, командующий русскими войсками на Кавказе князь Цицианов приказал полковнику Карягину задержать продвижение противника. 18 июня отряд выступил из Елисаветполя в Шушу, имея в составе 493 солдата и офицера и два орудия. В состав отряда входили: шефский батальон 17-го егерского полка под командой майора Петра Степановича Котляревского, рота тифлисского мушкетерского полка капитана Татаринцова и артиллеристы подпоручика Гудим-Левковича. В это время в Шуше находился майор 17-го егерского полка Лисаневич с шестью ротами егерей, тридцатью казаками и тремя орудиями. 11 июля отряд Лисаневича отбил несколько атак персидских войск, а вскоре был получен приказ идти на соединение с отрядом полковника Карягина. Но, опасаясь восстания части населения и вероятности захвата Шуши персами, Лисаневич этого не сделал.
24 июня произошел первый бой с кавалерией персов (около 3000) форсировавшей реку Шах-Булах. Несколько атак противника, пытавшегося прорвать каре, были отбиты. Пройдя 14 верст, отряд расположился лагерем у кургана урочища Кара-Агач-БаБа на реке Аскаран. Вдали виднелись шатры персидской армады под командованием Пир-Кули-хана, причем это был только авангард армии, которой командовал наследник персидского престола Аббас-Мирза. В этот же день Карягин послал Лисаневичу требование оставить Шушу и идти к нему, но последний в силу тяжелейшей обстановки сделать этого не мог.
В 18.00 персы начали штурмовать русский лагерь, атаки с перерывом продолжались до самой ночи. Понеся большие потери, персидский военачальник отвел свои отряды на высоты вокруг лагеря, для ведения обстрела персы установили четыре фальконетных батареи. С раннего утра 25 июля началась бомбардировка нашего расположения. По воспоминаниям одного из участников боя: «Положение наше было весьма и весьма незавидное и становилось час от часу хуже. Нестерпимый зной истощал наши силы, жажда нас мучила, а выстрелы с неприятельских батарей не умолкали…». Несколько раз персы предлагали командиру отряда сложить оружие, но неизменно получали отказ. Дабы не потерять единственный источник воды, в ночь на 27 июня была произведена вылазка группы под командованием поручика Клюпина и подпоручика князя Туманова. Операция по уничтожению батарей противника была успешно осуществлена. Все четыре батареи были уничтожены, прислуга частью перебита, частью бежала, а фальконеты были сброшены в реку. Необходимо сказать, к этому дню в отряде осталось 350 человек, причем половина имели раны разной степени тяжести.
Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 26 июня 1805 года: «Майор Котляревский три раза был командирован мною для прогнания бывшего впереди и занимавшего возвышенные места неприятеля, прогнал сильные толпы его с храбростью. Капитан Парфенов, капитан Клюкин во всем сражении в разных случаях были посылаемы мною с штуцерниками и поражали неприятеля с неустрашимостью».
На рассвете 27 июня штурм лагеря начали подошедшие основные силы персов. Атаки опять велись в течении всего дня. В четыре часа дня произошел случай навсегда оставшийся черным пятном в славной истории полка. Поручик Лисенко и шесть нижних чинов перебежали к противнику. Получив сведения о тяжелом положении русских Аббас-Мирза бросил свои войска на решительный штурм, но понеся большие потери, вынужден был отказаться от дальнейших попыток сломить сопротивление отчаянной кучки людей. Ночью к персам перебежало еще 19 солдат. Понимая всю тяжесть положения, и то, что переход товарищей к врагу создает нездоровые настроения среди солдат, полковник Карягин решает прорвать кольцо окружения, выйти к реке Шах-Булах и занять небольшую крепость стоящую на ее берегу. К князю Цицианову командир отряда послал донесение, в котором писал: «…дабы не подвергнуть совершенной и окончательной гибели остаток отряда и спасти людей и пушки, предпринял твердое решение пробиться с отважностью сквозь многочисленного неприятеля, окружившего со всех сторон…».
Проводником в этом отчаянном предприятии стал местный житель, армянин Мелик Вани. Оставив обоз и зарыв трофейное оружие, отряд двинулся в новый поход. Сначала двигались в полной тишине, затем произошло столкновение с конным разъездом противника и персы кинулись догонять отряд. Правда и на марше попытки уничтожить эту израненную и смертельно уставшую, но все так же боевую группу не принесли персам удачи, более того – большая часть преследователей кинулась грабить пустой русский лагерь. По приданиям замок Шах-Булах бал построен шахом Надиром, а свое название получил от ручья протекавшего рядом. В замке находился персидский гарнизон (150 человек) под командованием Эмир-хана и Фиал-хана, предместья занимали посты противника. Увидев русских, часовые подняли тревогу и открыли огонь. Раздались выстрелы русских орудий, метко пущенное ядро разбило ворота, и русские ворвались в замок. В рапорте от 28 июня 1805 года Карягин сообщал: «…крепость взята, неприятель прогнан из оной и из лесу с малой с нашей стороны потерею. С неприятельской же стороны убиты оба хана… Расположась в крепости, ожидаю повелений вашего сиятельства». К вечеру в строю было только 179 человек, и 45 зарядов для пушек. Узнав об этом, князь Цицианов писал Карягину: «В отчаянии неслыханном прошу вас подкрепить солдат, а Бога прошу подкрепить Вас».
Между тем наши герои страдали от отсутствия продовольствия. Достать припасы вызвался все тот же Мелик Вани, которого Попов называет «Добрый гений отряда». Самое удивительное, отважный армянин великолепно справился с этой задачей, повторная операция так же принесла свои плоды. Но положение отряда становилось все тяжелее, тем более к укреплению подошли персидские войска. Аббас-Мирза попытался с ходу выбить русских из укрепления, но его войска понесли потери и вынуждены были перейти к блокаде. Будучи уверен, что русские в ловушке, Аббас-Мирза предложил им сложить оружие, но получил отказ.
Из рапорта полковника Карягина князю Цицианову от 28 июня 1805 года: «Тифлисского мушкетерского полка подпоручик Жудковский, который несмотря на рану, вызвался охотником при взятии батарей и поступил как храбрый офицер, и 7-го артиллерийского полка подпоручик Гудим-Левкович, который, когда почти все канониры его были изранены, сам заряжал орудия и подбил лафет под неприятельскою пушкою».
Карягин решается на еще более невероятный шаг, пробиться сквозь полчища неприятеля к не занятой персами крепости Мухрат. 7 июля в 22.00 начался это марш, на пути следования отряда возник глубокий овраг с крутыми склонами. Люди и лошади могли его преодолеть, а вот орудия? Тогда рядовой Гаврила Сидоров спрыгнул на дно рва, за ним еще десяток солдат. Первое орудие как птица перелетело на другую сторону, второе сорвалось и колесо ударило рядового Сидорова в висок. Похоронив героя, отряд продолжил свой марш. Есть несколько версий этого эпизода: «…отряд продолжал движение, спокойно и беспрепятственно, пока находившиеся при нем две пушки не были остановлены небольшим рвом. Леса, чтобы сделать мост, по близости не было. Четверо солдат добровольно вызвались пособить делу, перекрестясь легли в ров, и по ним перевезли орудия. Двое остались живы, а двое за геройское самопожертвование заплатили жизнью».
8 июля отряд пришел в Ксапет, отсюда Карягин отправил вперед подводы с ранеными под командой Котляревского, а сам двинулся за ними. В трех верстах от Мухрат на колонну кинулись персы, но были отбиты огнем и штыками. Один из офицеров вспоминал: «…но лишь только Котляревский успел от нас отдалиться, как мы жестоко были атакованы несколькими тысячами персиян, и натиск их был так силен и внезапен, что они успели захватить обе наши пушки. Это уже совсем не штука. Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед, спасайте пушки!» Все бросились как львы, и тотчас штыки наши открыли дорогу». Пытаясь отрезать русских от крепости, Аббас-Мирза послал кавалерийский отряд для ее захвата, но и здесь персы потерпели неудачу. Инвалидная команда Котляревского отбросила персидских всадников. К вечеру в Мухрат пришел и Карягин, по данным Бобровского это произошло в 12.00.
Получив рапорт от 9 июля, князь Цицианов собрал отряд в 2371 человек при 10 орудиях и вышел навстречу Карягину. 15 июля отряд князя Цицианова, отбросив персов от реки Тертара, расположился лагерем у селения Мардагишти. Узнав об этом, Карягин ночью оставляет Мухрат и идет на соединение со своим командующим.
Совершив этот удивительный марш, отряд полковника Карягина в течении трех недель приковал к себе внимание почти 20000 персов и не позволил им идти в глубь страны. За этот поход полковник Карягин был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость». Павел Михайлович Карягин на службе с 15 апреля 1773 года (Смоленская монетная рота), с 25 сентября 1775 года сержант Воронежского пехотного полка. С 1783 года подпоручик Белорусского егерского батальона (1-й батальон Кавказского егерского корпуса). Участник штурма Анапы 22 июня 1791 года, получил чин майора. Начальник обороны Памбака в 1802 году. Шеф 17-го егерского полка с 14 мая 1803 года. За штурм Ганжи удостоен ордена Святого Георгия 4-й степени.
Майор Котляревский награжден орденом Святого Владимира 4-й степени, оставшиеся в живых офицеры орденами Святой Анны 3-й степени. Не остался без награды и Аванес Юзбаши (мелик Вани), он был произведен в прапорщики и получил 200 рублей серебром в пожизненную пенсию. Подвиг рядового Сидорова в 1892 году, в год 250-летия полка был увековечен в памятнике установленном в штаб-квартире Эриванцев Манглисе.
Я горжусь тем, что я русский. Сам я ничего великого, а может даже - и мало-мальски значимого, не совершил, но когда слышу известия о славных делах русского человека - рад безмерно. То ли я субъективно преувеличиваю величие этих деяний, то ли и впрямь они особняком стоят среди всех дел сынов человеческих, не знаю. Но догадываюсь:))
Об одном из таких подвигов русских воинов и пойдет речь ниже.
Поход полковника Карягина 1805 г. против персов не назвать обычной военной историей. Скорее, он напоминает киношные боевики, типа "300 спартанцев" и даже превосходит (!) их: 40 тысяч персов vs. 500 русских, гористая местность, ущелья, многодневное преследование измотанных переходами, голодных, лишенных боеприпасов русских - блестящие штыковые атаки - "Это безумие!" - "Нет, это 17-ый егерский полк!"
Это золотая страница русской истории.
Если помните, в 1805 г. Россия воевала с Францией в составе Третьей коалиции, и воевала не очень удачно. Франция была сильна гением Наполеона, а наши союзники - австрийцы и британцы, не могли оказывать нам реальной поддержки. Даже гений Кутузова не внес решающий перевес в исход этого противостояния. Видимо, только в подобных условиях перс Баба-хан мог решиться на последовавшую наглость.
В 1805 г. Баба-хан вновь пошел на Россию, надеясь рассчитаться за поражения предыдущего, 1804 года. Надо признать, момент для агрессии был выбран довольно-таки удачно, поскольку в то время на весь Кавказ насчитывалось от 8 до 10 тысяч солдат, а на подкрепление, по ряду причин, рассчитывать не приходилось.
Далее события развивались так.
Узнав, что на город Шушу (нынешний Нагорный Карабах), где располагалось 6 рот егерей майора Лисаневича, идет 40 тысяс персов под командованием наследного принца Аббас-Мирзы, князь Цицианов выслал ему в помощь всё, что мог. А именно - батальон 17-го егерского полка из 493 солдат и офицеров при двух орудиях, под командованием легендарного полковника Карягина и под водительством русского воинского духа.
Не успели они дойти до Шуши, как персидский авангард из 10 тысяс человек уже перехватил их - 24 июня, берег реки Шах-Булах.
Наш батальон целый день отражал бесплодные атаки персидской кавалерии в каре, пока от тех не остались одни рожки да ножки. Затем - прошли еще 14 верст и встали укрепленным лагерем, так называемым вагенбургом (по-русски, гуляй-городом): линия обороны выстраивалась из обозных повозок, которые войска были вынуждены таскать с собой в значительном количестве.
Атаки персов возобновились вечером и длились до ночи, пока не прервались вынужденно для расчистки поля боя от груд персидских трупов, похорон, плача и совершения других необходимых формальностей. К утру, персы принялись закидывать наш лагерь артиллерийскими бомбами, но это удавалось у них недолго. Русские в ответ предприняли вылазку: пробились к позициям персидской батареи, взорвали ее орудия к чёртовой бабушке, сбросив остатки пушек в реку, и с чувством исполненного долга спокойно вернулись в лагерь.
Осада продолжалась: непрерывный обстрел, жара, нехватка воды... Появились перебежчики: к персам удрал поручик Лисенко с шестью другими космополитами, через день - к ним присоединились еще 19 "пацифистов".
На офицерском совете было принято решение прорвать кольцо окружения, затем - штурмовать близлежащую крепость, чтобы затем отбивать атаки персов уже защищенных стенами.
Сказано - сделано: ночью, вырезав часовых противника, русские воины, стараясь не шуметь, уже почти вышли из окружения, но - наткнулись на персидский разъезд. События той ночи сменяли друг друга быстро: погоня, перестрелка, снова погоня - и наши все же оторвались от врага и вышли к крепости, названной по имени близлежащей реки - Шах-Булаху.
Наши солдаты были вымотаны, да и некогда было разговоры разговаривать, потому действовали решительно: с ходу разбили ворота Шах-Булаха пушечным ядром и заняли крепость. (Да, забыл сказать, что гарнизон в панике разбежался).
Наши едва успели починить ворота, как показались преследовавшие их основные силы персов.
К этому моменту выяснилось, что еды в крепости нет. Но ввиду того, что обоз с провизией пришлось бросить во время прорыва из окружения, поняли, что тем, кто не собирается умирать от голода нужно что-то предпринимать.
Умирать с голоду не хотелось никому. Подсчитали остатки сил: из 493 человек осталось 175, большинство из которых ранены, и все - обезвожены, истощены, уставшие до предела. Боеприпасы на исходе...
Решили, оставив на стенах крепости часовых, для создания видимости присутствия, основными силами ночью выдвигаться из крепости с целью совершения марш-броска и занятия штурмом другой, более подходящей крепости.
7 июля в 22 часа остатки батальона под командованием Карягина выступили из крепости. К этому времени отряд беспрерывно сражался вот уже XIII день.
Выдвинуться получилось, с Божьей помощью, тихо, хотя шли с пушками и с подводами раненых. Немного спустя отряд догнали остававшиеся на крепостных стенах солдаты. Арьергардом командовал Котляревский, будущий генерал-легенда, "второй Суворов" - "Покоритель Азербайджана".
... И тут - ров. Надо пройти через него с пушками, ведь без них не может быть и речи о штурме укрепленной крепости Мухраты. Только вот незадача - заполнить его нечем: рядом нет ничего подходящего, да и времени в обрез. Четыре русских солдата - Гаврила Сидоров и трое других, чьи имена, к сожалению, сегодня неизвестны - молча спрыгнули в ров. На плечах выложили в качестве моста ружья. Пушки проехали прямо по ним. Изо рва поднялись двое.
8 июля отряд был в Касапете, наскоро подкрепились и двинулись дальше - к Мухрату. За три версты от цели отряд, на тот момент состоявший примерно из сотни человек, был атакован несколькими тысячами персидских кавалеристов, сумевших пробиться к пушкам и захватить их. Тут они поторопились, хотя откуда им было знать, что это за пушки и какой ценой их сюда доволокли.
... Как вспоминал один из офицеров: "Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед спасайте пушки!»
Атаки персы не выдюжили - в панике бежали. Не сразу, конечно, но, видать, быстро они падали - да и вид, надо полагать, у наших был не самый приветливый. Ну, персы, они персы и есть.
Мухрат взяли сходу, а на следующий день, 9-го июля, князь Цицианов, получив от Карягина рапорт, тут же выступил навстречу персидскому войску с 2300 солдат и 10 орудиями. 15 июля Цицианов разбил и прогнал врага и соединился с остатками отрядами полковника Карягина.
Карягин получил за этот поход золотую шпагу, все офицеры и солдаты - награды и жалованье, Гавриле Сидорову в штаб-квартире полка установили памятник. Вот такая история.
Знаменательны слова Карягина в сохранившемся ответе Аббасу-мирзе, предлагавшему полковнику высокие звания и огромные деньги на персидской службе:
«Родитель ваш имеет ко мне милость; а я вас имею честь уведомить, что, воюя с неприятелем, милости не ищут, кроме изменников».
В то время на Кавказе сражения с менее чем десятикратным превосходством противника не считались за сражения и официально проходили в рапортах как "учения в условиях, приближенных к боевым"
Кому лень читать - смотрим видео.
От автора поста:
Прошу не критиковать автора данного видео по поводу стиля изложения (для определенной прослойки населения) исторических фактов, а так же выводов сделанных им в ассоциации на современное руководство страны...
Ибо ща начнётся)))
Поход полковника Карягина против персов в 1805-ом году не похож на реальную военную историю. Он похож на приквел к "300 спартанцев" (40 000 персов, 500 русских, ущелья, штыковые атаки, "Это безумие! - Нет, это 17-ый егерский полк!"). Золотая страница русской истории, сочетающая бойню безумия с высочайшим тактическим мастерством, восхитительной хитростью и ошеломительной русской наглостью. Но обо всем по порядку.
В 1805 году Российская Империя воевала с Францией в составе Третьей коалиции, причем воевала неудачно. У Франции был Наполеон, а у нас были австрийцы, чья воинская слава к тому моменту давно закатилась, и британцы, никогда не имевшие нормальной наземной армии. И те, и другие вели себя как полные дураки и даже великий Кутузов всей силой своего гения не мог, сними что-то сделать. Тем временем на юге России у персидского Баба-хана, с мурлыканием читавшего сводки о наших европейских поражениях, появилась Идейка.
Баба-хан перестал мурлыкать и вновь пошел на Россию, надеясь рассчитаться за поражения предыдущего, 1804 года. Момент был выбран крайне удачно - из-за привычной постановки привычной драмы "Толпа так называемых союзников-криворуких и Россия, которая опять всех пытается спасти", Петербург не мог прислать на Кавказ ни одного лишнего солдата, при том, что на весь Кавказ было от 8 000 до 10 000 солдат.
Поэтому узнав, что на город Шушу (это в нынешнем Нагорном Карабахе. Азербайджан), где находился майор Лисаневич с 6 ротами егерей, идет 40 000 персидского войска под командованием Наследного Принца Аббас-Мирзы, князь Цицианов выслал всю подмогу, которую только мог выслать. Все 493 солдата и офицера при двух орудиях, герое Карягине, герое Котляревском и русском воинском духе.
Они не успели дойти до Шуши, персы перехватили наших по дороге, у реки Шах-Булах, 24 июня. Персидский авангард. Скромные 10 000 человек. Ничуть не растерявшись (в то время на Кавказе сражения с менее чем десятикратным превосходством противника не считались за сражения и официально проходили в рапортах как "учения в условиях, приближенных к боевым"), Карягин построил войско в каре и целый день отражал бесплодные атаки персидской кавалерии, пока от персов не остались одни ошметки. Затем он прошел еще 14 верст и встал укрепленным лагерем, так называемым вагенбургом или, по-русски, гуляй-городом, когда линия обороны выстраивается из обозных повозок (учитывая кавказское бездорожье и отсутствовавшую сеть снабжения, войскам приходилось таскать с собой значительные запасы).
Персы продолжили атаки вечером и бесплодно штурмовали лагерь до самой ночи, после чего сделали вынужденный перерыв на расчистку груд персидских тел, похороны, плач и написание открыток семьям погибших. К утру, прочитав присланный экспресс-почтой мануал "Военное искусство для чайников" ("Если враг укрепился и этот враг - русский, не пытайтесь атаковать его в лоб, даже если вас 40 000, а его 400"), персы начали бомбардировать наш гуляй-город артиллерией, стремясь не дать нашим войскам добраться до реки и пополнить запасы воды. Русские в ответ сделали вылазку, пробились к персидской батареи и повзрывали ее, сбросив остатки пушек в реку.
Впрочем, положения это не спасло. Провоевав еще один день, Карягин начал подозревать, что он не сможет перебить всю персидскую армию. Кроме того, начались проблемы внутри лагеря - к персам перебежал поручик Лисенко и еще шесть предателей, на следующий день к ним присоединились еще 19 - таким образом, наши потери от трусливых пацифистов начали превышать потери от неумелых персидских атак. Жажда, опять же. Зной. Пули. И 40 000 персов вокруг. Неуютно.
На офицерском совете были предложены два варианта: или мы остаемся здесь все и умираем, кто за? Никого. Или мы собираемся, прорываем персидское кольцо окружения, после чего ШТУРМУЕМ близлежащую крепость, пока нас догоняют персы, и сидим уже в крепости. Единственная проблема - нас по-прежнему десятки тысяч караулят.
Решили прорываться. Ночью. Перерезав персидских часовых и стараясь не дышать, русские участники программы "Остаться в живых, когда остаться в живых нельзя" почти вышли из окружения, но наткнулись на персидский разъезд. Началась погоня, перестрелка, затем снова погоня, затем наши наконец оторвались от махмудов в темном-темном кавказском лесу и вышли к крепости, названной по имени близлежащей реки Шах-Булахом. К тому моменту вокруг оставшихся участников безумного марафона "Сражайся, сколько сможешь" (напомню, что шел уже ЧЕТВЕРТЫЙ день беспрерывных боев, вылазок, дуэлей на штыках и ночных пряток по лесам) сияла золотистая аура, поэтому Карягин просто разбил ворота Шах-Булаха пушечным ядром, после чего устало спросил у небольшого персидского гарнизона: "Ребята, посмотрите на нас. Вы правда хотите попробовать? Вот, правда?".
Ребята намек поняли и разбежались. В процессе разбега было убито два хана, русские едва-едва успели починить ворота, как показались основные персидские силы, обеспокоенные пропажей любимого русского отряда. Но это был не конец. Даже не начало конца. После инвентаризации оставшегося в крепости имущества выяснилось, что еды нет. И что обоз с едой пришлось бросить во время прорыва из окружения, поэтому жрать нечего. Совсем. Совсем. Совсем. Карягин вновь вышел к войскам:
Пехотный полк в каре. Мушкетерские роты (1), гренадерские роты и взводы (3), полковая артиллерия (5), командир полка (6), штаб-офицер (8).
- Из 493 человек нас осталось 175, практически все ранены, обезвожены, истощены, в предельной степени усталости. Еды нет. Обоза нет. Ядра и патроны кончаются. А кроме того, прямо перед нашими воротами сидит наследник персидского престола Аббас-Мирза, уже несколько раз попытавшийся взять нас штурмом.
Это он ждет, пока мы умрем, надеясь, что голод сделает то, что не смогли сделать 40 000 персов. Но мы не умрем. Вы не умрете. Я, полковник Карягин, запрещаю вам умирать. Я приказываю вам набраться всей наглости, которая у вас есть, потому что этой ночью мы покидаем крепость и прорываемся к ЕЩЕ ОДНОЙ КРЕПОСТИ, КОТОРУЮ СНОВА ВОЗЬМЕМ ШТУРМОМ, СО ВСЕЙ ПЕРСИДСКОЙ АРМИЕЙ НА ПЛЕЧАХ.
Это не голливудский боевик. Это не эпос. Это русская история.Выставить на стенах часовых, которые всю ночь будут перекликаться между собой, создавая ощущение, будто мы в крепости. Мы выступаем, как только достаточно стемнеет!
7 июля в 22 часа, Карягин выступил из крепости на штурм следующей, еще большей крепости. Важно понимать, что к 7 июля отряд беспрерывно сражался вот уже 13-ый день и был не в состоянии "терминаторы идут", сколько в состоянии "предельно отчаянные люди на одной лишь злости и силе духа движутся в Сердце Тьмы этого безумного, невозможного, невероятного, немыслимого похода".
С пушками, с подводами раненых, это была не прогулка с рюкзаками, но большое и тяжелое движение. Карягин выскользнул из крепости как ночной призрак - и потому даже солдаты, оставшиеся перекликаться на стенах, сумели уйти от персов и догнать отряд, хотя и уже приготовились умереть, понимая абсолютную смертельность своей задачи.
Продвигавшийся сквозь тьму, морок, боль, голод и жажду отряд русских солдат столкнулся с рвом, через который нельзя было переправить пушки, а без пушек штурм следующей, еще более лучше укрепленной крепости Мухраты, не имел ни смысла, ни шансов. Леса, чтобы заполнить ров, рядом не было, не было и времени искать лес - персы могли настигнуть в любую минуту. Четыре русских солдата - один из них был Гаврила Сидоров, имена остальных, к сожалению, мне не удалось найти - молча спрыгнули в ров. И легли. Как бревна. Без бравады, без разговоров, без всего. Спрыгнули и легли. Тяжеленные пушки поехали прямо по ним.
Из рва поднялись только двое. Молча.
8 июля отряд вошел в Касапет, впервые за долгие дни нормально поел, попил, и двинулся дальше, к крепости Мухрат. За три версты от нее отряд в чуть больше сотни человек атаковали несколько тысяч персидских всадников, сумевшие пробиться к пушкам и захватить их. Зря. Как вспоминал один из офицеров: "Карягин закричал: «Ребята, вперед, вперед спасайте пушки!»
Видимо, солдаты помнили, КАКОЙ ценой им достались эти пушки. На лафеты брызнуло красное, на это раз персидское, и брызгало, и лилось, и заливало лафеты, и землю вокруг лафетов, и подводы, и мундиры, и ружья, и сабли, и лилось, и лилось, и лилось до тех пор, пока персы в панике не разбежались, так и не сумев сломить сопротивление сотни наших.
300 спартанцев по-русски (Поход против персов в 1805-ом году) 300, 1805, спартанцев, по-русски, поход, против, персов, году
Мухрат взяли легко, а на следующий день, 9-го июля, князь Цицианов, получив от Карягина рапорт: "Мы все еще живы и три последние недели заставляем гоняться за нами половину . Персы у реки Тертары", тут же выступил навстречу персидскому войску с 2300 солдат и 10 орудиями. 15 июля Цицианов разбил и прогнал персов, а после соединился с остатками отрядами полковника Карягина.
Карягин получил за этот поход золотую шпагу, все офицеры и солдаты - награды и жалованье, безмолвно легший в ров Гаврила Сидоров - памятник в штаб-квартире полка.
В заключение считаем не лишним прибавить, что Карягин начал свою службу рядовым в Бутырском пехотном полку во время турецкой войны 1773 года, и первые дела, в которых он участвовал, были блистательные победы Румянцева-Задунайского. Здесь, под впечатлением этих побед, Карягин впервые постиг великую тайну управлять в бою сердцами людей и почерпнул ту нравственную веру в русского человека и в себя самого, с которой впоследствии он никогда не считал своих неприятелей.
Когда Бутырский полк был двинут на Кубань, Карягин попал в суровую обстановку кавказской прилинейной жизни, был ранен при штурме Анапы и с этого времени, можно сказать, не выходил уже из-под огня неприятеля. В 1803 году, по смерти генерала Лазарева, он был назначен шефом семнадцатого полка, расположенного в Грузии. Здесь, за взятие Ганжи, он получил орден св. Георгия 4-ой степени, а подвиги в персидской кампании 1805 года сделали имя его бессмертным в рядах Кавказского корпуса.
К несчастью, постоянные походы, раны и в особенности утомление в зимнюю кампанию 1806 года окончательно расстроили железное здоровье Карягина; он заболел лихорадкой, которая скоро развилась в желтую, гнилую горячку, и седьмого мая 1807 года героя не стало. Последней наградой его был орден св. Владимира 3-ей степени, полученный им за несколько дней до кончины.
